Юлий (мы с ним на «ты») родился 29 июля 1922 г. в Москве. Активный мальчишка, всё ему интересно, больше всего астрономия, занимался в кружке при московском планетарии. В 1940 г. призван в Красную армию, определён (крепкий парень был) в морскую пехоту. После армии собирался поступить на мехмат в МГУ.

Но война! Её он встретил в Кронштадте зенитчиком. В своих воспоминаниях описывает многодневные сражения зенитных батарей с Люфтваффе. Контузия, госпиталь, выздоровел. Теперь его направили в войска связи. Связист-пехотинец всё испытал во время обороны Ленинграда. Цинга, диарея, ноги отнялись … хватил по полной, но выжил. Остался живым и под снайперским обстрелом во время поиска места перебитой проводной линии связи, когда до него во время того же поиска гибли один за другим его товарищи, а он чудом прополз, нашел и, зубами держа оголённые провода, восстановил связь. Участвовал в рукопашных схватках с неожиданно прорвавшимися и вышедшими прямо на связистов немцами. Бомбёжки, голод, неразбериха боёв – всё было. Начинал верить в судьбу и в Бога. Так всю войну, которая закончилась для него лишь на Дальнем Востоке в 1946 г. в Маньчжурии.

Он описал свою военную страду в воспоминаниях «В морской пехоте», «Начало войны», «В войсках связи», и «На дальнем востоке», опубликованных в шести выпусках журнала «Военно-исторический архив» [1]. Это откровенные воспоминания солдата, а не генерала, воспоминания не о планах верховного командования, не о передвижениях корпусов и дивизий, а о жизни в окопах, у орудий, под бомбёжками, когда живот сводит не только от страха, но и от «есть хочется» или «куда по нужде бежать, если некуда». Прочитайте.

Демобилизовался осенью 1946 г., вернулся в Москву, поступил на мехмат в университет, продолжая своё ещё со школы увлечение астрономией. Через некоторое время понял – это не его. Желание рисовать, писать акварели, одним словом, – быть в искусстве победило. Он поступил в Полиграфический институт на факультет художественного оформления книги. Закончил. Есть надо. Учительствовал в школе. Первая работа – в ТАСС. Здесь впервые прикоснулся к «чести и совести» эпохи, к её фальши, а деваться некуда. Переделывал в соответствии с указаниями сверху документальные корреспондентские фотографии: ретушировал, удалял, заменял одних персон на другие и т.д. – познавал эту самую «честь и совесть» [2].

С третьего захода был принят в Союз художников. Больше всего любил акварели, рисовал, резал дерево, линолеум и печатал гравюры, оформлял близкие по духу книги, участвовал в выставках, одним словом, жил. Пожалуй, стоит назвать некоторые его работы: серия гравюр на линолеуме «Бабий яр», аналогичная серия «Ленинград в блокаде», серия «Добродетели». Очень много книг оформлены его ксилогравюрами, около десяти из серии ЖЗЛ, например, «Кромвель» и др. Его работы имеются в Третьяковской галерее, в Государственном музее изобразительных искусств в Москве, в Казанском, Саратовском музеях. Путешествовал, написал много акварельных пейзажей Крыма. Особо, мне так кажется, заслуживают внимания его акварели всех из тогда ещё сохранившихся деревянных церквей Подмосковья – многие из них теперь единственно сохранившиеся свидетельства об этих исторических памятниках. У меня дома на стене, хотя и в раме, настоящая маленькая речка с поросшими берегами, на противоположном – ели, на ближнем – нависающие ветки ивы, через которые видна вода, настоящая. Смотрю, наслаждаюсь и успокаиваюсь. Молодец.

В 80-ом году, у него, мужчины в расцвете лет, обнаруживается глаукома. Оперируется у Федорова, результат – даже хуже. Не отчаивается, врачи обнадёживают. В последующие годы ещё пять операций, всё хуже и хуже – грозит слепота. Он продолжает работать, многое успевает.

Я по-настоящему с ним познакомился, как раз, перед восьмидесятыми годами. У моей сестры Инны собиралась интересная компания, и Юлий рассказывал об истории гравюры, демонстрировал оригиналы из своей коллекции и объяснял технику резки на дереве, на линолеуме, на металлах. Кто-то даже сам после этого резал и печатал свои картинки. Там мы впервые заспорили. Он, профессиональный художник, известный в своем мире коллекционер и эксперт [3], и я, простой любитель искусства, разошлись в понимании творческого процесса, различий между оригиналом и копией и во многом другом.

В быту он нелёгкий человек, но в общении и отношении к окружающему миру исключительно мягкий. Во время одной из прогулок по горному Крыму он неожиданно остановил свою спутницу: «Стой, стой!» Она остановилась. Он наклонился и бережно поднял оказавшегося перед ней на дороге какого-то червячка и отнёс его в сторону: «Ты чуть его не раздавила». Обожал животных, всё живое. Отношения с кошками и собаками – они всегда присутствовали в доме – были исключительно трогательными. Я до сих пор с трудом воспринимаю его слова «Я очень доволен тем, что на фронте лично не убил ни одного человека» – «как так, – возражал я ему – ты же участвовал в рукопашных схватках с немцами, дрался со своими пьяными солдатами, защищая санитарок от насилия. На голове у тебя шрам от удара топора» – «Да, но так получилось. Дрался, но никого не убил».

Я полагаю, что он заблуждается, это сейчас он такой и уверяет себя в этом. Может быть, возраст, раздумья о жизни, удачи и неудачи привели к этому, не знаю, но он не лукавит.

А зрение? Вот уже только первая строчка, это большие буквы Ш и Б, видится, потом и она в тумане. Он всё же ездит в гости, держит Инну за руку и идёт. Последний раз был на моём дне рождения где-то в 90-ых годах, стукнулся головой о ствол наклонившегося над тротуаром дерева. Начинает понимать – до полной темноты осталось не так уж долго.

Нет, она, грозная, его врасплох не застанет, он готов с ней встретиться, готовится:

Дома должен быть строжайший порядок, все вещи на своих постоянных местах. Надо всё приготовить для самообслуживания. Считает и запоминает число шагов от дома до поворота, со двора на улицу, далее к метро, к подъезду дома Инны, где проводились встречи, и он рассказывал об искусстве.

Сколько ещё предстоит хотя бы чуть-чуть оставаться зрячим, может, ещё долго? Она всё же наступила, полная абсолютная слепота, в 1994 г. В самом начале я уже говорил об этом несчастье, сказал раз, потом добавил два и три, чтобы подчеркнуть – оно не осталось единственным. Через некоторое время к слепоте добавилось второе – комплекс урологических недугов, а потом ещё и третье – грыжа, которую, нельзя было оперировать и так же, как и урологические приспособления, приходилось самостоятельно приводить в приемлемое состояние. В 1998 г. он остался один, умерла жена Лиля. Слава богу, что недалеко жила давно дружившая с его семьёй моя сестра Инна. Это у неё проходили встречи, о которых я упоминал выше. Она тоже старый больной человек, с трудом ходит. Всё-таки теперь их двое и они поддерживают друг друга. Я их обоих люблю.

Такие дела случились у этого Человека. Слово «Человек» пишу с большой буквы, любой другой на его месте, скорее всего бы, сник. А он нашел для себя новую жизнь и организовал её. Изобразительное искусство не отбрасывается, остаётся в памяти. О нём он не только рассказывает, спорит, но и пишет. Для него оно озарение, приходящее откуда-то сверху, от творца. Я возражаю и настаиваю: «Небесное – по восприятию, а по происхождению – земное.» Он говорит: « Да, но мы же с тобой всё-таки по-разному смотрим на мир». Я соглашаюсь и добавляю, что это не умаляет наше уважительное отношение друг к другу, возможность общения и интересных разговоров о жизни.

Но главное для него его давнее увлечение – роль символов в культуре человека. Он прекрасно знает библию, древние учения народов среднего востока, письменность. Ищет символический смысл в знаках письма, считает, что всё вплоть до самого последнего времени несёт на себе печать Египта, оттуда всё пошло. Увлекается картами «Таро» (Это не игральные карты, а карты для проникновения в тайны бытия), трактует их и мечтает сотворить свой вариант. Слепой уже, но на ощупь режет дерево, создаёт свои карты таро. Печатает, но не успевает раскрасить, это уже невозможно.

Зато возможно написать исследование по раскрытию символического смысла различных знаков, изображений, использованных в жизни древних народов и в более поздние времена, в письменности, рисунках и т.д. Написал и издал книгу, названную «Таро» [4]. Книгу заметили не только у нас, издали за рубежом, в Чехословакии.

Продолжает работать. Как? Заказывает книги. Приносят и читают по воскресеньям или субботам. Хорошая голова, и всё сохраняется в памяти. Набирает, конечно, вслепую на машинке текст. Ему читают, он вносит поправки, потом текст переводят в компьютер. Так я редактировал его первоначальный текст и переносил в компьютер, помогая ему издать в журнале «Военно-исторический архив» его воспоминания.

Когда мне трудно и хочется лечь на диван, перед глазами возникает Юлий, и я говорю себе: «Не сметь!»